выражение, он перенял от них это свойство, и какая бы смена чувств ни отражалась на его лице, одно оставалось неизменным: тоска об утраченном.
Однажды в зимний день к воротам туикнемского коттеджа – где по случаю субботы находился и Кленнэм – подкатил тот знаменитый экипаж, что так исправно обслуживал население Хэмптон-Корта, изображая собственный выезд каждого очередного нанимателя. Из него вылезла вдовствующая миссис Гоуэн и, распустив свой зеленый веер, предстала перед мистером и миссис Миглз, которых решила осчастливить визитом.
– Как поживаете, папаша и мамаша Миглз? – милостиво осведомилась она у своих скромных родственников. – Что там мой бедный мальчик? Вы давно не имели известий от него или о нем?
«Мой бедный мальчик» употреблялось вместо «мой сын» и должно было в вежливой, ни для кого не обидной форме напоминать, что мистер Генри Гоуэн сделался жертвой миглзовских козней.
– А наша хорошенькая куколка? – продолжала миссис Гоуэн. – Когда она вам писала последний раз?
Тут опять-таки заключался деликатный намек на то, что ее сын увлекся красотой и это слепое увлечение стоило ему многих преимуществ светской карьеры.
– Право же, – продолжала миссис Гоуэн, не утруждая себя выслушиванием ответов на заданные вопросы, – это очень утешительно, знать, что они пока счастливы. Мой бедный мальчик такой непоседа, так непостоянен в своих привычках и привязанностях, что это поистине огромное утешение для меня. Они, верно, бедны, как церковные мыши, папаша Миглз?
Мистер Миглз, неприятно задетый, отвечал:
– Надеюсь, что это не так, сударыня. Надеюсь, они вполне разумно тратят свои небольшие средства.
– Ах, мой милый Миглз! – воскликнула гостья, ударив своим зеленым веером собеседника по плечу и тут же ловко заслонясь им, чтобы скрыть зевок. – Вам ли, человеку бывалому и деловому – вы ведь по-настоящему деловой человек, не то что все мы…
(Сказано это было все с тем же расчетом: представить мистера Миглза ловким интриганом.)
– …вам ли говорить о том, что они разумно тратят свои средства! Мой милый бедный мальчик! Ему разумно тратить какие-то жалкие сотни! А она, наша куколка! Хотела бы я взглянуть, как она «разумно тратит»! Папаша Миглз! Вы меня смешите!
– Что ж, сударыня, – сказал мистер Миглз, нахмурясь, – в таком случае должен, к сожалению, признать, что у Генри размах не по доходам.
– Голубчик мой – я уж так, без церемоний, поскольку мы с вами почти родственники, – а ведь в самом деле, мамаша Миглз! – весело вскричала миссис Гоуэн, как будто впервые додумавшись до этого несуразного обстоятельства, – мы же почти родственники! Голубчик мой, в этом мире не все выходит так, как нам хочется.
Еще выпад в том же направлении, который учтивейшим образом должен был указать мистеру Миглзу на то, что прочие его тайные замыслы увенчались полным успехом. Миссис Гоуэн сочла этот выпал настолько удачным, что даже повторила его, заметив:
– Да, да, не все. На все в этом мире никому рассчитывать не приходится, папаша Миглз.
– А позвольте узнать, сударыня, – спросил мистер Миглз, понемногу багровея, – кто тут на что-то рассчитывал, по-вашему?
– Ах, никто, никто! – воскликнула миссис Гоуэн. – Я только хотела сказать – но вы меня перебили, спорщик вы этакий. Что же именно я хотела сказать?
Она опустила свой зеленый веер и задумчиво уставилась на мистера Миглза, как бы припоминая, – зрелище, отнюдь не способствовавшее охлаждению несколько разгоряченных чувств упомянутого джентльмена.
– Ах да, вот что, – сказала миссис Гоуэн. – Не следует забывать, что мой бедный мальчик привык питать кое-какие надежды. Быть может, оправданные, быть может, неоправданные…
– Скажите лучше, неоправданные, – заметил мистер Миглз.
Вдова метнула было гневный взгляд; но тотчас же замахала веером и головой, чтобы затушевать его, и продолжала своим обычным тоном, словно ничего не случилось:
– Все равно. Так уж он привык, мой бедный мальчик, и вы это знали и могли заранее представить себе, чего тут можно ждать. Я по крайней мере предвидела это с самого начала, я ничему не удивляюсь. И вы не должны удивляться. Не имеете права удивляться. Должны были предвидеть.
Мистер Миглз поглядел на жену, потом на Кленнэма; потом закусил губу и кашлянул.
– А теперь, изволите видеть, – продолжала миссис Гоуэн, – моему бедному мальчику объявляют, что ему предстоит сделаться отцом и нести все расходы, связанные с увеличением семейства! Бедненький Генри! Но что поделаешь! Поздно уж толковать об этом. Только, когда вы говорите, что у него размах не по доходам, папаша Миглз, не смотрите так, словно вы сделали открытие. Это уже слишком.
– Слишком, сударыня? – повторил мистер Миглз с явным недоумением.
– Ладно, ладно! – сказала миссис Гоуэн, выразительным жестом как бы приглашая его не забываться. – Разумеется, слишком – для матери моего бедного мальчика, которой сейчас и так не сладко. Они женаты, и разженить их нельзя. Ладно, ладно! Я все это знаю. Незачем объяснять мне, папаша Миглз. Я все отлично знаю. Так о чем я давеча говорила? Очень утешительно знать, что они пока счастливы. Будем надеяться, они и впредь будут счастливы. Будем надеяться, куколка приложит все старания для того, чтобы мой бедный мальчик был счастлив и чтобы у него не было поводов для недовольства. И не стоит больше говорить об этом, папаша и мамаша Миглз. Мы всегда по-разному относились к этому делу и всегда по-разному будем относиться. Ладно, ладно! Умолкаю.
И в самом деле, высказав все, что можно было, в поддержание пресловутой легенды и дав понять мистеру Миглзу, что знатное родство не достается дешево, миссис Гоуэн готова была этим ограничиться. Если бы мистер Миглз внял умоляющему взгляду своей жены и красноречивой мимике Кленнэма, он бы предоставил гостье тешиться приятным сознанием своего торжества. Но Бэби была радостью и гордостью его отцовского сердца; и если его любовь, его стремление не дать свое дитя в обиду могли когда-нибудь стать сильнее, чем в дни былого безоблачного счастья, то так случилось именно теперь, когда она больше не озаряла родительский дом своим присутствием.
– Миссис Гоуэн, сударыня, – сказал мистер Миглз. – Я человек прямой и другим никогда не был. Вздумай я вдруг разыгрывать комедии – перед собой или перед другими или и то и другое вместе, – у меня, верно, ничего бы не вышло.
– Я тоже так думаю, папаша Миглз, – отвечала вдова с любезнейшей улыбкой, но румянец на ее щеках заиграл ярче, должно быть, оттого, что в окрестностях все побелело.
– А посему, почтеннейшая миссис Гоуэн, – продолжал мистер Миглз, употребляя героические усилия, чтобы сдержаться, – полагаю, что, не во гнев кому-либо, мог бы просить, чтобы и со мной никаких комедий не разыгрывали.
– Мамаша Миглз! – воскликнула вдова. – Ваш благоверный что-то мудрит сегодня.
Это был тонко рассчитанный маневр с целью вовлечь достойную матрону в спор, схватиться с ней и выйти победительницей. Но мистер Миглз пресек его осуществление.
– Мамочка, – сказал он, – ты в этих делах